В проходе появилась Мария, секретарша Лиз, запыхавшаяся и встревоженная.
— Простите, доктор Уилкинсон, что беспокою вас в такой день. Звонили из приюта, и я сразу же поехала к вам. Случилось несчастье. Вам лучше поехать туда.
Лиз, которая всегда считала, что правду, пусть и горькую, лучше узнавать сразу, теперь боялась спросить, что случилось. Она просто схватила сумку и стремительно рванулась к выходу. Гарри догнал ее и зашагал рядом. Следом спешила Мария.
Через полчаса они уже въезжали на парковку возле приюта. Всю дорогу у Лиз в горле стоял комок. Теперь же, когда ее ослепили фары пожарной машины и кареты скорой помощи, она почувствовала настоящий ужас. Испуганные дети сбились в стайки и жались друг к другу, воспитатели тщетно старались их успокоить. Лиз искала глазами мистера Моррисона. А вот и он, седые волосы растрепаны, пиджак нараспашку, спешит ей навстречу.
— Что случилось? Что-то с Джонни, да?
— Не волнуйтесь. Надеюсь, все обошлось. У Джонни сейчас доктор.
— Он ранен? Несчастный случай?
— Он сорвался с ограды. Пытался сбежать из приюта… На первый взгляд, серьезных повреждений нет. Но лучше его обследовать.
— С ограды? — переспросил Гарри. — Но это же добрых три метра!
— Можно мне с ним поговорить? — попросила Лиз.
— Обязательно. Поэтому я вас и вызвал. Совершенно непонятно, чем вызван такой отчаянный поступок.
— Разве вы забыли? Сегодня он должен был встретиться с супружеской парой, которая хочет усыновить ребенка.
Она сказала это для Гарри, ведь мистер Моррисон, естественно, знал о свидании.
— Они виделись. Им понравился Джонни. И эти люди захотели познакомиться с ним поближе.
Вот это новость. Лиз очень удивилась. Для себя она решила, что супружеская пара, очевидно, отвергла Джонни, что и спровоцировало отчаянный шаг.
— Поэтому, — продолжал мистер Моррисон, — мне совершенно непонятно, почему он пытался убежать. Мне казалось, что он мечтает о собственной семье. Здесь ему было плохо, это ясно. Но после сегодняшней истории эта пара, вероятно, откажется от него. Люди, которые решились на усыновление, избегают проблемных детей.
— Джонни — не проблемный ребенок, — с негодованием возразила Лиз. — Это маленький мальчик, попавший в беду. И ему нужно помочь.
— Мне кажется, — мягко вмешался Гарри, — дело не в том, что ему нужна семья. Точнее, ему не нужна какая угодно семья. Ему нужна его собственная семья. Он не хочет, чтобы его кто-то выбирал, он хочет сам выбрать. Понимаете?
— Весьма возможно, — кивнула Лиз, задумчиво накручивая на палец прядь волос. — Но лучше всего спросить у Джонни.
— Согласен. Пойдем скорее.
Гарри решительно взял ее за руку, и Лиз сразу же почувствовала себя увереннее. Рука в руке они отправились в игровую комнату.
Телевизор, который обычно был целый день включен, на этот раз безмолвствовал. Забытые игрушки валялись на ковре.
У Лиз в сознании беспорядочно мелькали мысли одна ужаснее другой. Джонни мог разбиться насмерть. Он мог сломать позвоночник и остаться на всю жизнь калекой. Он мог… Но сейчас главное — помочь Джонни разобраться с его страхами.
Джонни сидел за детским столиком, такой маленький и одинокий, что у Лиз защемило сердце. Худенькие ручки он сложил на животе, бледное личико осунулось, рот был плотно сжат. Никаких следов слез. Доктор как раз упаковывал портативный аппарат для измерения давления.
— Нет ничего серьезного, — успокоил он Гарри и Лиз. — Джонни, пока. В следующий раз будь осторожнее, ладно?
Доктор откланялся. Гарри с улыбкой подошел к мальчику.
— Здорово, ковбой!
Джонни молча взглянул на него снизу вверх.
— Можно, я присяду тут рядом? — попросил Гарри.
Малыш пожал плечами.
Лиз подошла поближе и заметила у Джонни на скуле наливающийся синевой кровоподтек.
— Ну и синяк! Болит? — сочувственно спросила Лиз.
Ребенок едва заметно кивнул.
— Хочешь, приложим лед?
Джонни отрицательно покачал головой.
Лиз присела рядом на детский стульчик, наклонившись к Джонни.
— А ты, парень, крепкий орешек! — с уважением сказал Гарри и похлопал малыша по спине.
Джонни с минуту молча смотрел на Гарри.
— Ты почему приехал?
Лиз удивилась вопросу. Враждебности в тоне мальчика не было, лишь удивление. Лиз тоже с волнением ждала ответа.
— Я страшно испугался за тебя, вот почему. Мы все за тебя испугались.
— Почему? — требовательно переспросил мальчик.
— Мы тебя любим, Джонни, — сказала Лиз.
Джонни молчал, но кулачки его оставались плотно сжатыми.
— Скажи, Джонни, тебе было страшно там, наверху? — спросил Гарри. — Наверное, страшно было смотреть вниз с такой высоты.
— Да, ужасно страшно, — признался Джонни.
— Еще бы, — кивнул Гарри, поглядывая в окно на высокую ограду. — Я бы до смерти испугался.
— Ты ничего не боишься, — с неприкрытым восхищением сказал Джонни.
— Еще как боюсь, — заверил его Гарри.
— Чего?
— Ну, например, пчел. Эти жуткие жала!
— Ой, правда, — подтвердил Джонни.
— А я боюсь ходить к зубному врачу. У них эти страшные бормашины, — сообщила Лиз.
Джонни и Гарри понимающе переглянулись.
— И еще очень страшно, когда ты одинок, — тихо сказал Гарри.
В этих простых словах прозвучала такая неподдельная тоска, что Лиз пристально посмотрела на него: этот человек не переставал удивлять ее. Когда она, бывало, поглядывала на его фотографии в иллюстрированных журналах, стоя в очереди в кассу супермаркета, ей и в голову не приходило, что этот баловень судьбы может страдать от одиночества. Однако она сердцем чувствовала, что это не поза.